— После договора многое должно измениться, — так, Аня, лучше не выдавать себя. Раз правду за шутку принял, то так тому и быть. Нужно вытянуть из него как можно больше информации, — и я все же надеюсь, что в лучшую сторону.

Мужчина рассмеялся, глядя на меня и не выдержал:

— Наивная простота, — он улыбался, и в свете пламени глаза его становились еще более притягательными, — мирный договор приведет лишь к тому, что война уйдет в тень. Да, две армии не сойдутся вместе на поле боя, но начнется борьба за информацию, массовые отравления, смена власти и попытки переворотов. Готовься, Анна, хоть правитель вашего города и сохранял нейтралитет до этого времени, ему все равно придется испачкать свои руки в крови. Хотя думаю, они у него и так уже по локти измазаны, раз ради подписания бумаги он свою дочь замуж отдает.

Ага, значит брак по расчету в этом мире не редкое явление. Не знаю, пригодится мне эта информация или нет, но я все равно рада, что получила ее.

— Знаешь, у меня подруга моя говорила — «слюбится, стерпится»…

Морок замер, уставился на меня во всю ширь своих глаз и вновь рассмеялся! Да так, что за живот схватился и чуть кубарем с поваленного дерева не слетел.

— Анна, ну ты чего? Кхан — истинный демон, да он эту несчастную со свету сживет! Мне жаль эту девушку, но у нее нет шансов. При первой же возможности ее уничтожат и я не знаю, что должен сделать ее отец, чтобы договориться с Кханом о ее защите.

— Но без нее договор же недействителен!

— Вот именно! Вот поэтому на нее будет совершено столько покушений, что я даже думать об этом не хочу. Охранять-то мне скорее всего придется… Уже вижу, как бегаю по двору с криками «Лекаря ко мне! Лекаря! Эта дура истекает кровью!».

— Почему ты так грубо говоришь о девушке?

— Потому что согласилась на верную смерть, а могли бы все иначе сделать… Да ну и черт с ними со всеми! Глупые правила, которые уже давно пора менять, но нет же, как договор мирный, так брак подавай всем! Как будто подобным союзом можно что-то изменить.

Договор, какой-то Кхан, который хуже демона, непонятная гражданская война… Вот не могло меня забросить туда, где тепло и тихо? Что бы без крови и насилия? Без огромных медведей размером с одноэтажный дом? Почему если история, то такая?

Я чувствовала, что это далеко не конец моих приключений, что совсем скоро я влипну по полной программе, потому что понятия не имею ни о какой войне, ни тем более о местных людях и их обычаях и уж тем более даже знать не хочу, что это за город — Левкар.

Поежившись возле костра, я с большим трудом сдерживала слезы. Все же истерику подавить не получалось, она подступала к сознанию волнами, вначале по чуть-чуть, а затем накрывала с головой. Несколько раз я отворачивала от костра, делала вид, что пытаюсь уснуть, но судя по всему выходило у меня плохо — плечи дрожали и Морок это прекрасно видел. Он не стал задавать вопросов, просто наблюдал и словно ждал чего-то. Может он думает, что я нападу на него? Раз мы враги, то и он может свой меч достать. Где гарантия того, что его слову можно верить? О какой чести может идти речь, если весь этот мир — одна сплошная тайна?

К своему удивлению я смогла принять тот факт, что я не в Питере. Возможно причиной тому был медведь, а может невероятное дерево с розовыми листьями, или даже сам Морок, который выглядел как человек, но было в нем что-то звериное — такое, что настораживало и заставляло испытывать страх.

Если говорить совсем откровенно — я вообще не понимала, что мне делать дальше. К кому пойти за помощью? Да и кто вообще помочь захочет? Может к правителю Левкар?

— Морок, а на твой взгляд правитель Левкар очень жестокий?

Мужчина задумался на время, вновь странно посмотрел на меня, но решил ответить:

— Ты бы отдала свою дочь в рабство ради мира, зная, что ее убьют?

— Я очень сильно хочу ответить «нет», — честно призналась я, но видя недоумение во взгляде Морока тут же пояснила, — правитель отвечает за многих людей. Когда человек принимает на себя подобную ответственность, его сознание меняется и те принципы, что дороги нам, могут выглядеть незначительными в его глазах. В руках его наши жизни.

— Не совсем понимаю тебя…

— Одна жизнь в обмен на тысячи, если отрезать от себя кровную связь, то разве оно того не стоит? Один человек жертвует собой ради блага многих, но при этом этот крест сам правитель несет в своем сердце до последнего вздоха. Думаю, любой родитель умирает вместе со своим ребенком, разве не так? Но что, если у этого родителя черствое сердце, в котором искажено понятие любви? Поэтому я не знаю, как можно расценивать в данной ситуации его решение. Да и мыслей правителя я тоже не знаю.

— Ты воспринимаешь его шаг как жертву, но почему-то не думаешь о наживе, — мужчина прищурился, смотрел на меня с недопониманием, и я осознала, что сказала лишнее, — идеализируешь его, хотя все дело в простых деньгах. Плевать ему на дочь, вот и все. Он отдает ее ради своего личного благополучия, а прикрывается народом. Левкар не вступил в войну лишь потому, что не соблюдались его интересы, но тем не менее он с большой радостью снабжал врагов зельями, эликсирами и прочей магической дрянью, пополняя казну. Ему даже дочь свою не жаль, лишь бы казна была переполнена.

— Почему его дочь должна страдать? Не понимаю…

— Потому что среди всех правящих семей только у него есть дочь подходящая по возрасту, не замужем и без детей. Он и с этого на руку получил. Чего-то я не понял, Анна. Ты не из Левкара, так? — Я тут же скрипнула зубами, но отвечать не стала, — не хочешь говорить — не надо, но ведешь ты себя странно, да и одета как после шабаша… Ты себя хоть видела? Что за дрянь под глазами размазалась? Все черное, будто уголь, грязная, словно на улице живешь. Тебя стража вообще пропустит? На кой черт мне свое время на тебя тратить, если ты так и так к праотцам отправишься? Может я тебя сразу тут оставлю, а сам по делам дальше пойду?

Тяжело вздохнув, я как бы невзначай достала рубин, что висел на моей решетке и показала его Мороку. Мужчина тут же побледнел, вскочил с места и рыкнул совершенно по-звериному, скалясь на меня, будто лев на тигра.

— А чего ты удивляешься? — спросила я, — сам сказал, что мы враги. Так что отведи меня в город, пожалуйста.

И что за камень такой, что мужчина его как огня боится? Смотрит волком, словно я сделала что-то отвратительное. Может и правда сделала?

— Понял, отведу.

Лицо его изменилось. От прежнего спокойствия не осталось ни капли, а вот злость вскипела, ускоряя ток крови. Щеки мужчины тут же краской налились, дыхание участилось, но больше он со мной не разговаривал.

Может он и подойти ко мне не сможет из-за камня? Проверять догадку я не стала, но и находиться так долго в сознании тоже не получалось. Я сильно хотела спать, боролась с этим желанием, разглядывала рубин в свете костра, а потом не выдержала:

— Я могу его выбросить, но откуда мне знать, что лезвие твоего меча мне горло не перережет?

— Ниоткуда…

— Поэтому не злись, я честно говорю, что не верю и боюсь тебя. Как я могу доверять словам незнакомца, сидевшего в засаде в кустах?

— Мы с тобой в этих кустах и нашли друг друга! Убери эту дрянь! Я сейчас от одного ее вида рехнусь! Знаешь же, что мне больно, хоть спрячь в ткань обратно! Все вы люди одинаковые…

Он говорил так, будто сам не человек. Странный он все же, не понимаю я его. Как камень может делать больно?

Спрятав рубин в обрывки порванного платья, я свернулась калачиком среди темных корней, покрытых мягким мхом и все же уснула.

Даже не помнила, когда отключилась… Надеюсь, что я все же проснусь живой…

— Удачи тебе, чудовище! — Морок погладил котика по голове, — и тебе, Жорик.

— Эй! С каких пор я чудовищем стала?

— С тех самых, как камень из закромов достала! — все же Морок на меня обиделся, если это так можно назвать. Утром он со мной не разговаривал, разве что на вопросы сухо отвечал во время дороги и никакой полезной информации так и не выдал. Он долго вел нас через лес, а затем внезапно густая чаща закончилась и вышли мы прямиком на огромное бескрайнее поле, — ладно, дальше я не могу идти, сама знаешь, что будет. До Левкара полдня пути, иди прямо вон по то-ой тропе. И да, мой долг уплачен, Анна.